Мой Иванов По тому, как постановка разделила новокузнецких театралов на восторженных поклонников и гневных критиков, можно сказать, что спектакль получился неоднозначным и ярким. И если вы по каким-то причинам еще не видели эту работу (которую, кстати, уже посмотрели и высоко оценили москвичи в рамках внеконкурсной программы фестиваля «Золотая маска»), то вам можно только позавидовать – все ваши открытия еще впереди. А открывать и удивляться действительно есть чему. Канонический чеховский сюжет – помещик Николай Алексеевич Иванов фактически банкрот, его жена Сара смертельно больна, но Иванов вместо решительных действий по спасению своего положения впадает в оцепиняющую мизантропию, которую лишь на мгновение оживляет любовь к юной Саши, но мучающая Иванова тоска и вина оказываются сильнее. По четким квадратам экранов, как в матрице бегут цифры, а на фоне этого сидит человек и читает книгу. Кажется, что он в клетке собственных мыслей и чужих поступков, напряжение и вместе с ним всеобъемлющая тревога овладевает зрителем – так начинается «Иванов». Никаких бород, париков, пыльных каминов и пышных платьев. Иванов, будто наш современник – элегантно небрежен с усталым взглядом умного человека, таков он в начале. Черный квадрат сцены обрамлен белыми кубами, доктор Львов произносит свой текст, играя на барабанной установке, а главные треки постановки это Gorillaz - Clint Eastwood и Nirvana - Smells Like Teen Spirit, вообще музыки так много и она так точна, что временами кажется, что ты не на спектакле, а на рок-концерте. В этой оцифрованности критики видят главный минус постановки – мол, как можно ставить Чехова в хайтековских декорациях, да еще под Nirvana. На мой взгляд, как-то странно в двадцать первом веке ждать от театра только классических постановок, в которых «стремление соответствовать духу девятнадцатого века» затмевает смысл произведения. «Иванов» в постановке Шерешевского – это моя история, ставящая передо мной острые вопросы, это история близкая, рассказанная на моем языке, при том, что не слова в чеховском тексте не изменено. Это мне знакомо ощущение духоты родительского дома, которую развевает только кобейновский гитарный риф, поэтому, довольно нестандартную сцену именин Саши (с пеним на белом кубе) смотришь, абсолютно соотнося с собой. И все монологи Иванова о потери интереса ко всякой деятельности, про то как «взял груз да надломился» - это не застывшая классика. Это пульсирующие вопросы, которые задаешь себе. По звенящей тишине зала в моменты ключевых слов пьесы вдруг понимаешь, что в каждом есть этот ивановский вирус саморазрушающего сомнения. Блистательная работа Илоны Литвиненко. Её Сара, потерявшая себя в любви женщина, на грани гротескного почти клоунского (в полунинском духе) безумия. Она и предостережение Саши, и свидетельство как смертельно опасно бывает слепое растворение в другом человеке. Но держится весь спектакль естественно на исполнителе главной роли - Андрее Ковзеле. Чтобы оценить все глубину и силу этой актерской работы нужно вначале пересмотреть все наивно-водевильные, легкие спектакли с непременно запутавшимися в своих мелких грешках героями, неожиданными положениями и непременными танцами в конце, которые так любит ставить наш театр. Там и блещет своим бесспорным комедийным талантом и актерским обаянием Андрей Ковзель. В довольно спорном спектакле «Откровенные полароидные снимки» он раскрывается как трагикомик. Новокузнецкие театралы, конечно, вспомнят еще и «Гамлета», о котором обычно говорят «Очень длинный был спектакль, четыре часа шел, тяжелый, но Ковзель был хорош». Поэтому с большим интересом я смотрела на афишу «Иванова», где какой –то непривычный Андрей глядит на свое отражение. В «Иванове» прятаться не за что. Юмор и обаяние, привычка к частым зрительским овациям – все остается где-то в другой жизни. Здесь нужно быть Николаем Алексеевичем Ивановым, мучающимся, страдающим, стоящим на грани, а главное настоящим. Постановка Шерешевского – это не привычная театральная игра – вы пришли, и мы покажем вам зрелище. Это нечто большое. То, что переживает Иванов знакомо, пожалуй, каждому. Потеря прежних ориентиров и оглушающая пустота внутри. Обычно это проходит с началом нового этапа в жизни. Но может случиться как у Иванова, когда в бездну собственной пустоты как воронкой закручивает не только тебя, но и тех, кто рядом. Иванова, которого мы видим на новокузнецкой сцене, было бы упрощенно считать подлецом или слабаком, в нем видишь себя. Поэтому каждый просмотр спектакля, как взгляд на край пропасти. Смотришь и думаешь, нет, я не брошусь в эту бездну… Кира Тельминова.